ХРИСТИАНСКИЕ МИСТЕРИИ

Рождение заново, которое должно удостаивать элевсинских mystae именем
Возрожденных Детей Луны — так что каждый из них с этого времени
становится символически Сыном Царицы Небесной, рожденным простым
смертным и получившим второе рождение в сфере божественного, —
сопоставимо, на более высоком символическом уровне, с Божественным
Рождением в Вифлееме, когда был «рожден» Младенец и «дарован» Сын — Сын
Бога и одновременно Сын Марии, одно из имен которой, в соответствии с
католической теологией, Царица Небесная. Изгнание и жизнь в Египте и
Назарете соответствует уединенной жизни mystae в период между Малыми и
Большими мистериями. Три года проповеди соответствуют храмовой службе
мистагогов. Наконец, — ив Египте, и в других местах, — как говорят,
практиковалось мистическое испытание Pastos, проходя которое
посвящаемый должен был символически умереть. Между этим фактом и
физической смертью на Кресте Божественного Учителя в Палестине нет
прямого соответствия, но мистического характера аналогия безусловно
существует. Христианский Symbolum (Символ Веры) гласит: Descendit ad
inferos (Сошел во ад), и душа посвящаемого, находясь в состоянии транса
Pastos, переносилась в сферу духов — конечно же, гипотетически. В конце
концов, о Христе говорится: Tertia die resurrexit (И на третий день
воскрес) — адепт же Больших мистерий возникал из Pastos в сиянии
внутреннего озарения.
Солярная мифология. Было время, когда эти аналогии служили подспорьем в
перенесении мифологической конструкции на место центральной доктрины
христианской религии, так же как было время, когда то же самое можно
было сказать о солярных мифах. Нам нет особой необходимости
рассматривать такие заблуждения, явившиеся следствием плохо усвоенного
знания, — для своего времени они вполне оправданы. В гораздо большей
степени нас интересует тот факт, что в символизме античных обрядов
посвящения и Божественном Мифосе содержится описание мистического
опыта, основные моменты и отдельные части которого соотносятся с
явлениями духовного рождения, жизни, смерти и воскресения. Вот вполне
определенная формула, комментарий к которой мы можем найти в
многочисленных произведениях западной мистической литературы. Задолго
до того, как символическое масонство возникло на горизонте истории,
некоторые таинственные алхимические тексты — согласно моему пониманию —
уже содержали в себе упоминание этого позднейшего символизма и
реальности, за ним стоящей. В более формальной христианской мистике это
нашло свое наиболее полное выражение не ранее чем в XVI веке.
Мистическая жизнь. То, что называется мистическим рождением, сравнивают
с рассветом духовного сознания — суть события все-таки ускользает от
этого определения, хотя оно не так уж и далеко для нас от истины.
Таковое событие заключает в себе метаморфозу самого понимания жизни в
сторону божественного. В определенное время — то есть в поворотный
момент — личность символически оказывается между Востоком и Севером,
между областью величайшей тьмы и источником света, устремив взор на
этот источник и понимая, что именно там должно произойти обновление
всего живого. Мистическая жизнь есть поиск божественного знания внутри
этого света, она озаряема этим светом, раскрывается и развивается в нем
— как если бы брат по-иному стал читать книгу таинств природы и науки,
которая открывается перед ним повсюду, но особенно — в его собственных
душе и сердце. Это есть полное подчинение Божественному Промыслу, когда
приходит час и когда proprium meum et tuum (мое и твое личное) умирает
в мистическом смысле, так как его Собой вбирает Бог. То, что исчезает,
есть ego, то, что остается, — Он.
Конец. Вслед за этим, по свидетельству многих текстов, следует нечто,
описанное тысячи раз и все же невыразимое. Некоторые указания, намеки
на подобное переживание есть в обреченных на вечность трудах Платона и
Плотина. Это мерцает за каждым поворотом извилистых и смутных путей
восточной философии. Об этом говорят неприметные с виду книги, бережно
хранимые в монастырях и, в своем большинстве, не известные широкому
кругу вплоть до недавнего времени. Собственно этот опыт принадлежит
той темноте, о которой символизм еще одной школы сообщает, что солнце
светит там в полночь. Этот опыт сменяется иным состоянием, в котором
душа человека возвращается к земной материальной жизни, принося с собой
в этот мир знание мира потустороннего, — поиск закончен, круг пройден,
по крайней мере на время земного бытия. Недаром его сравнивают с
воскресением, ведь испытавший это возвращается, неся в себе ключи как
от мира внутреннего, так и от внешнего.
Смерть и воскресение. В некоторых мифологических легендах символический
период времени между божественной смертью и воскресением троичен и
составляет, грубо говоря, три дня, хотя есть исключения — в случае с
Осирисом, чье расчлененное тело потребовало гораздо большего времени на
поиски частей, к тому же наиболее существенная из них была окончательно
утеряна. Речь, обычно, не идет о трех полных сутках, так как первые
ограничены лишь вечерним временем, вторые проходят полностью, ибо
солнце светит в зените по другую сторону мира жизни, третьи же
заканчиваются с рассветом, это — утро Пасхи. Здесь можно сделать ссылку
на краткость, быстротечность времени, приписываемую всеми святыми
людьми кульминации мистического опыта. В этой связи можно заметить, что
время мистической смерти кандидата в степени Мастера отмечено тремя
событиями — тремя попытками возродить его, из которых лишь последняя
оказывается удачной.
Воскресение и перерождение. К этому вопросу я обращаюсь специально,
поскольку речь идет о некоторой путанице, возникающей между понятиями
воскресения и перерождения, или регенерации. Тем временем все же не
стоит полагаться на мнение, что древние обряды посвящения передавали
мистический опыт каким-то иным способом, кроме урока в форме церемонии
или прилагающейся к ней речи. Этот вопрос также рассматривается в этой
книге. Еще меньше следует ожидать от современных обрядов чего-то помимо
ритуальной процедуры. Те, кто намеревается вступить в какой-либо тайный
орден, должны быть готовы к разысканию и открытию мистического в себе,
путь какового разыскания обещает быть многотрудным. Опыт в целом не
зиждется на чем-то раз и навсегда установленном — в рамках какой-то
институции к примеру, — хотя из этого могут быть и редчайшие
исключения. С сакраментальной точки зрения сами церемонии далеко не так
совершенны и не носят тот законченный характер, о котором говорят их
формальные описания. Они скорее представляют собой истории, которые, не
имея окончания, предполагают дальнейшее развитие действия, подобно
Большим мистериям античности, продолжающим Малые, или подобно тому, как
Новиций становится в конце концов Рыцарем. Более того, о действии
наиболее иносказательных и символических сюжетов можно сказать, что они
протекают как во сне, а состояние кандидата чем-то схоже с
сомнамбулическим, из которого он возвращается, вынося лишь видимость,
simulacrum действительно желаемого объекта. Может статься, ключи,
которые оказываются у него в руках по окончании церемонии, больше
похожи на ключи смерти, чем жизни. Большей частью он вбирает в себя
свет, даруемый лампадой Святилища, мерцающей за алтарем и не видимой в
Храме. Состояние вынужденной таким образом задержки на пути к таинствам
продолжается до тех пор, пока не появляется особого рода созерцательный
настрой, основой которого является любовь, переполняющая сердце. Только
любовь сметет тернии на пути к таинствам и раскроет их внутреннее
величие.
Искажающие влияния. Я воздержусь от высказываний по поводу
интеллектуальной атмосферы, которая сегодня, к сожалению, царит подчас
во внешних Святилищах, или современных нелепых нововведениях,
затемняющих собой истинное содержание обрядов, сам дух которых взывает
к почтительности к их форме. Они суть тем большие препоны на пути
новообращенного, чем больше он готов к поиску вещей истинных. Однако
воздействие этих и других неуместных изобретений буржуазного сознания
схоже с результатом пуританского усердия, когда они вместо того, чтобы
разрушать изображения святых на стенах старых церквей, попросту
прикрывали их — мы всегда можем разглядеть за ними изначальное
содержание ритуала.
Мистический Христос. Подводя первые итоги нашего рассмотрения
христианских таинств, я обращаюсь к этим двум словам, потому что
Мистический Христос есть апогей и ne plus ultra (то, чего нет превыше)
всех тайн и открытых Святилищ. Жизнь Христова есть жизнь состоящая из
таинств, поднятых на недосягаемую высоту. Его история есть история души
на пути к совершенству. Он есть Дух дома, она же и есть этот дом.
Античные мистерии в самом лучшем случае рассказывают такую историю
души, которая есть лишь отблеск Его истории: своим языком они, сами
того не ведая, рассказывают о Том, о Ком мы слышим, как бы далеко мы
при этом ни были, в степени Мастера, Чьи очертания различаем за плотной
завесой уже не столь далеких от Него Марк-степени и Арки, еще ближе — в
степенях Христианского Рыцарства, пока не начинаем воспринимать почти
сам Его голос — в степени Rose-Croix. Кроме того, существует и более
скрытый порядок таинства, к которому я уже обращался и в котором голос
Его слышен еще более ясно, и более полно развертывается содержание
Великого Вселенского Таинства. И все же, не без перерывов и пропусков,
они суть последователи прежних обществ, которые, в свою очередь, могли
вести свое происхождение от Императоров Розового Креста или других
хранителей обрядов посвящения, которые, может быть, в свою очередь
возникли еще из античных обществ. Они есть Смотрители у Врат, ведущих к
высотам символизма, и направляют тех, кто доверился им, в сферу того
опыта, что открывается человеку лишь в созерцании Высшего Единства.

Масонская энциклопедия